www.ji-magazine.lviv.ua

Виктор Коган-Ясный, член Совета Правозащитного центра "Мемориал",
советник председателя партии "Яблоко" (Москва)

Часть 1

Когда я вспоминаю Саюдис с самого его начала, которое я видел, когда был в Литве летом 1988 года, у меня возникает многообразное чувство

Во-первых, я вспоминаю свою и нашу общую молодость, сердечность личных отношений, ярких и интересных людей. Я вспоминаю начало моей собственной общественной и политической активности, которое напрямую связано с Литвой и Саюдисом в частности.

Во-вторых, я думаю о Саюдисе как об историческом примере использования окна возможностей для результативной борьбы за правду и за свободу.

В-третьих, я с болью думаю об ошибках - моих тоже - которые привели к жертвам, которые у меня всегда в памяти. Нравственную ответственность перед теми, кто покоится на Военном кладбище Вильнюса, мы все разделяем, и я в том числе, потому что не считали своим нравственным долгом рассматривать ситуацию января 1991 года глубже и ответственные, чем нам этого хотелось.

Наконец, в-четвертых я думаю о сегодняшнем дне и с грустью отмечаю, что это очень важное для меня лично сообщество людей уже мало является участником масштабных политических и общественных процессов, а феномен Саюдиса, имеющий свое глобальное значение, настолько ушел в историю, что, я боюсь, уже не сто процентов литовских школьников сразу поймут, о чем речь, при упоминании этого слова.

Саюдис был драйвером перемен в Советском Союзе, - потому что боролся прежде всего за правду. О правде смело заговорил Горбачев, но он сам не знал, какого масштаба трагедию прошлого он раскрывает и что с этим делать, переводя вопрос на текущую эпоху и на политические решения. Горбачев открыл окно возможностей, а Саюдис резко и внятно распахнул дверь. Но сначала было окно - и об этом мы все должны помнить.

К слову, я совершенно уверен, что Горбачев, неся большую политическую ответственность за гибель людей в Вильнюсе и Риге, не несет уголовной, и потому сейчас, по прошествии почти тридцати лет и на фоне “гибридного тоталитаризма” нынешнего курса в России, общественно значимые люди балтийских стран могли бы сделать шаг навстречу этому крупнейшему историческому деятелю, повернувшему всю мировую политику конца двадцатого века и, при всей ограниченности конкретных взглядов, поставившему свободу в центр приоритетов государственной политики государства, чьим приоритетом до того были лишь жестокие репрессии и насилие над личностью.

Возвращаясь именно к Саюдису, - он боролся за то, чтобы иметь всю, не частичную историческую правду, чтобы получить полноценную свободу для человека и для своей страны. При этом все до единого, с кем тогда приходилось встречаться, общаться, несмотря на разницу взглядов на то, как и в какой мере Литва должна вернуть себе государственную независимость, от осторожных людей до грубоватых “ледоколов”, - все считали, речь идет не просто о “сертификате” для Литвы, но об общем процессе освобождения всех стран и народов, входивших так или иначе в СССР, и прежде всего об освобождении каждого конкретного человека от пут тоталитарной системы. Поэтому мы так дружили, вырабатывали общие позиции, помогали друг другу, и в 1988, и в 89-м, и в 90-м, и в 1991-м, и чуть позднее. Я хорошо помню, как Москва была буквально завалена изданиями Саюдиса, - а для исторической точности скажу, - еще больше было изданий Народного фронта Латвии. (И на первом номере газеты “Согласие” Георгия Ефремова и Любови Черной был огромный надзаголовок “Мы люди друг другу”, в котором был весь смысл общественной деятельности того времени на всей огромной советской территории и на разных “этажах” тогдашней политической системы.) То, что нельзя было напечатать или организовать в Российской Федерации, печаталось или делась в Литве и балтийских странах. При этом московские архивы служили источником сведений об оккупации Балтии и репрессиях против граждан этих стран. Мы выпало мыслить и действовать в очень крупном масштабе, хотя мы были наивны и инфантильны. Саюдис для очень многих смотрелся как драйвер огромных и глобальных перемен. Для меня логика Саюдиса хорошо совмещалась с Парижской хартией для Новой Европы 1991 года.

Но это не получилось. И это не просто печально, это трагично.

Часть 2

Что с нами случилось?

Сейчас налицо трагичные барьеры недоверия, провинциальности, эгоцентризма.

В России установился неототалитарный, или гибридно-тоталитарный строй, который несет тяготы и угрозы как внутри страны, так и вокруг, в весьма большом масштабе, и это сейчас уже не секрет ни для кого, - хотя еще довольно недавно многие для своего комфорта предпочитали этого не замечать. Я хочу быть точным в политических оценках и должен сказать, что очень надеюсь, что российский неототалитаризм никак не соответствует уровню “мирового зла”, я хочу всех призвать к точности, к отказу от передергивания, потому что без этого - тупик политического сознания и невозможность правильных решений. Но тем, кто пострадал от волюнтаристского репрессивного и провокативного режима, от авантюр и лжи - им не легче от того, что я буду доказывать его “умеренность”… Они всегда будут вправе сбиваться на преувеличенные сравнения, никто с этим ничего не сможет сделать, и в этом всегда будет трагическая жизненная проблема.

Но причина происходящего в России и российской политики - далеко не только в ней самой. Я осмелюсь констатировать почти полное отсутствие положительного примера. Необходимого внешнего драйвера для России не стало еще в начале 1990-х годов. Мировая политика стала мелкой и обывательской, решила, что “все главные проблемы решены”. И сейчас мы пришли к тому, что, при всем негативном отношении к политике, исходящей из России, похожих угроз стало уже так много, что совершенно непонятно, какая из них действительно самая большая. А почти все государства Восточной и Центральной Европы, даже те, которые принято считать примером политических и экономических реформ, как мы прекрасно видим, имеют много черт того, что можно называть государством частных интересов, и тем более это относится к тем странам, которые когда-то так или иначе входили в состав Советского Союза.

Часть 3

Зараженный триумфализмом Запад начиная с 1990-х годов не просто неправильно выстроил свои отношения с Россией (забыв, помимо прочего, что у нее, остался огромный индустриальный и военный ресурс, и что общественная и экономическая отсталость как раз лишь усиливает значение этого ресурса), но впал в глубокую нравственную стагнацию, которая к фактической замене крапивного политического класса на бюрократию, к утрате глубины смысла, к замене смысла формой. И в уже следующей “итерации” самоуверенности формирующие западную политику деятели полностью упустили из вида тот факт, что абсолютно “несистемные” деятели способны приходить к власти и удерживать ее отнюдь не только в Минске, Москве, Душанбе или Баку.

Сейчас креативного политического класса, способного формировать политику, похоже, нет нигде. Почему это так в России, Белоруссии или в Таджикистане - можно, я не буду объяснять. Гораздо хуже нравственно и, возможно, стратегически более опасно - что слишком многое похоже вокруг…

И все интеграционные проекты, в том числе самые успешные в прошлом, упираются в конфликт формы и содержания. Интеграционной форме противостоит дезинтеграция и атомизация, формам, именуемым соблюдением прав человека противостоит глубокий нравственный разлад в тех обществах, которые внешне выглядят благополучными.

Часть 4

Дорогие Пятрас Вайтекунас, Эгидиюс Бичкаускас, Георгий Ефремов, Николай Медведев, Ангонита Рупшите, Альвидас Медалинскас, Дарюс Куолис, Мечис Лауринкус, Аста Скайстгирите, Альгирдас Саударгас, Альбинас Янушка и другие, кого я забыл!

Мы же были, по большому счету, одной компанией. Что же, дальше просто уйти в воспоминания, “заниматься каждый своим делом”, следовать за лозунгами и “мантрами”? Я думаю, мы еще можем, несмотря на все трудности общения и течение повседневности, делать вместе то, что мы делали тогда: говорить правду - именно  правду, а не лозунги и приговоры - и делать так, чтобы эта правда влияла хотя бы немного на ход окружающих нас событий. Мы должны делать так, чтобы преодолевались фобии, чтобы люди и общества находили точку встречи, чтобы обычные люди учились понимать друг друга и отучались от внедряемой исподволь современным ходом событий привычки издеваться. Это трудно, у нас будет мало союзников, но - мы должны по крайней мере не отказываться от этого.