Владимир
Путин посвятил свою программную статью Евразийскому союзу.
Обществом
этот посыл был воспринят очень серьезно. Сама статья была весьма осторожной и
умеренной, в ней в очередной раз подчеркивалась важность интеграционных
процессов в экономике для постсоветских стран. Однако те, кто знаком с
проблематикой, увидели в ней нечто большее — краткое и емкое изложение вполне
конкретного стратегического курса, который, вероятно, станет осью правления
Путина после его возвращения на президентский пост в марте 2012 года.
Путин говорит в
основном об экономике, но тем не менее не
ограничивается перечислением экономических интеграционных инициатив (Таможенный
союз, ЕврАзЭС, ЕЭП) и в конце текста произносит
заветное словосочетание — «Евразийский союз», недвусмысленно намекая на аналог
Европейского союза. И это не может быть случайностью: Путин намечает над процессами
экономической интеграции более высокую — геополитическую, политическую — цель.
Создание на пространстве Северной Евразии нового наднационального образования,
построенного на общности цивилизационной
принадлежности. Как Евросоюз, объединяющий страны и общества,
относящиеся к европейской цивилизации, начинался с объединения угля и стали,
чтобы потом постепенно вылиться в новое надгосударственное образование со
своим, пока пусть номинальным, но президентом, парламентом, со своей валютой и
общей социально-экономической стратегией, так и Евразийский союз обозначен
Путиным в качестве долгосрочного ориентира, цели, горизонта исторического пути.
И это уже серьезно.
Декларация о
Евразийском союзе: семантика
Идеи
Евразийского союза с начала 90-х годов параллельно разрабатывались в двух
странах — в Казахстане президентом Н.А. Назарбаевым и в России «Евразийским
движением». Назарбаев в 1994 году в Москве озвучил этот проект политической
интеграции постсоветского пространства и даже предложил проект конституции
Евразийского союза, в целом повторяющей конституцию Евросоюза. В эпоху
всеобщего развала и интенсивных сепаратистских процессов это выглядело
экстравагантно и явно не ко времени. Но проницательности Назарбаева можно
позавидовать, он ясно понимал уже тогда, что рано или поздно момент для
политической евразийской интеграции обязательно настанет.
С другой
стороны, идеи Евразийского союза активно развивались «Евразийским движением» в
России, продолжая линию первых русских евразийцев, заложивших основы этой политической
философии. Создание Евразийского союза стало главной исторической, политической
и идеологической целью русских евразийцев, так как этот проект воплощал в себе
все основные ценности и идеалы евразийства как
законченной политической философии.
Таким образом,
Путин, обращаясь к Евразийскому союзу, обозначал политический концепт,
нагруженный колоссальным политическим и геополитическим смыслом.
Евразийский
союз как конкретное воплощение евразийского проекта содержит в себе
одновременно три уровня: планетарный, региональный и внутриполитический.
В планетарном
масштабе речь идет об установлении вместо однополярного или «бесполярного» (глобального) мира многополярной модели, где
полюсом может быть только мощное интегрированное региональное образование (превышающее
по своему масштабу, своему совокупному экономическому, военно-стратегическому и
энергетическому потенциалу то, чем обладают по отдельности даже самые крупные
державы).
В региональном
масштабе речь идет о создании интеграционного образования, способного
представлять собой полюс многополярного мира. На Западе таким интеграционным
проектом может выступать Евросоюз. Для России это означает интеграцию
постсоветского пространства в единый стратегический блок.
На
внутриполитическом уровне евразийство тождественно
утверждению стратегического централизма, не допускающего даже намека на наличие
внутри страны прообразов национальной государственности в лице субъектов
федерации. Но вместе с тем это означает укрепление культурной, языковой и
социальной идентичности тех этносов, которые традиционно входят в состав
России.
В своих оценках
международный ситуации Путин неоднократно заявлял о многополярности.
А министр иностранных дел РФ Сергей Лавров в последние годы регулярно упоминает
«полицентричное мироустройство» как наиболее
желательную модель организации структуры международных отношений.
О необходимости
различать нацию (политическое образование) и этносы во внутренней политике
Путин заговорил с веснылета 2011 года, а это значит,
что и здесь евразийская модель была принята.
Таким образом,
упоминание о Евразийском союзе является не чем-то изолированным, но входит в
контекст той системной модели, которую Путин последовательно выстраивает в
преддверии своего нового президентства. Все три евразийских вектора налицо.
Итак, нам надо
готовиться к тому, что именно евразийство, а не
либеральная демократия (как ожидали многие сторонники действующего президента
Дмитрия Медведева) станет преобладающей политической философией в России в
самом ближайшем будущем.
Но от этой радостной
для евразийцев и не очень радостной для атлантистов и
западников констатации следует перейти к вопросу, каковы реальные перспективы
создания Евразийского союза? Какими ресурсами для этой интеграции мы
располагаем? Какие преграды и вызовы ожидают нас на этом пути? На какие из
стран ближнего зарубежья мы можем рассчитывать? От кого следует ожидать
противодействия или подвоха?
Сверка с
реальностью
Анализировать
процесс евразийской интеграции и ее предпосылки можно
с какой угодно степенью детализации. И таким мониторингом следует заниматься
регулярно и на самых разных уровнях. Но если говорить об иерархии проблем, то
самой серьезной и самой глубокой проблемой является на сегодняшний день
украинский вопрос.
Евразийский
союз будет создан в своем ядре, если в него войдут Россия, Казахстан,
Белоруссия и Украина. Это необходимый и достаточный минимум интеграции. Это
нисколько не умаляет значения и других государств, но данные четыре страны
создают критическую массу, которая позволит уверенно говорить о создании
Евразийского союза. Эти страны делают Союз реальностью — необратимо и
решительно.
В отношении
Казахстана и Белоруссии принципиальных проблем нет. Отдельные детали могут
тормозить интеграцию, но президенты этих стран последовательно и неуклонно
проводят линию на объединение с Россией в единое наднациональное образование. В
этом состоит политическая воля как Назарбаева, так и
Лукашенко. Отдельные трудности не должны затмевать главного: наши страны в
целом готовы к интеграции, а их политическое руководство в целом разделяет
именно евразийские позиции. Путин с его инициативой в этом вопросе далеко не
первый. Но именно от Москвы и ее политической воли зависит судьба Евразийского
союза. Без решимости, последовательности и эффективности России никакой интеграции
не может быть и в помине.
Но вот где
начинаются реальные проблемы, так это на Украине. Это самое слабое место
интеграции и самый большой вопрос для перспектив создания Евразийского союза.
Украинская
проблема: цивилизационное измерение
В свете создания
Евразийского союза Украина представляет собой реальную проблему. Эту проблему
нельзя свести только к капризности, беспринципности и продажности украинских
политических элит, предпочитающих торговаться с Западом и Россией за объемы
влияния, наживая на этом собственный капитал. Также неверно все сводить к
наличию украинского национализма или работе американских сетей влияний. Эти
факторы наличествуют, но не являются решающими. Все намного сложнее.
Дело в том, что
региональная интеграция предполагает наличие общей цивилизационной
основы. Именно на этом принципе объединялись страны Евросоюза, и он же ложится
в основу евразийской интеграции. Объединятся общества со сходным цивилизационным кодом.
В этом смысле
Украина представляет собой общество с двойной идентичностью. Мы видим в ней
православную восточнославянскую страну с теми же самыми историческими корнями,
что и у великороссов и белорусов. Но вместе с тем уже с эпохи удельной Руси
противоречия между западными и восточными русскими княжествами становятся не
просто значительными, но и затрагивающими геополитические и социологические
основы соответствующих обществ. Борьба между Владимирскими и Галицкими князьями
за киевский великокняжеский престол отражает не просто внутридинастические
склоки Рюриковичей старшей ветви, но и два типа общества, постепенно
утверждающихся на востоке и западе Древней Руси. Владимирская Русь тяготеет к
самодержавной модели, Галицкая и Волынская Русь в большей степени воспроизводит
феодально-аристократическую модель своих восточно-европейских соседей (Польши,
Венгрии и т.д.). В ордынский период это цивилизационное
разделение усиливается, и постепенно западные регионы бывшей единой Киевской
Руси приобретают вполне самобытные цивилизационные
черты — при сильном влиянии литовского начала, польской шляхты, католичества и
униатства. При этом далеко не вся территория нынешней Украины может быть
определена как русский Запад: по-настоящему глубокие корни эта западнорусская
идентичность пустила лишь в Западной Украине, где стала преобладающей. В
восточной Украине, напротив, доминирует общерусский тип, смешанный с казацкой
социальной традицией. В центральной Украине общество смешанное. Крым
преимущественно населен великороссами.
Западно-украинский
фактор претендует на то, чтобы формировать на своей основе, вокруг себя как
ядра, особую «украинскую нацию», утверждающую свои отличия в первую очередь
перед лицом России и ее социальной идентичности.
Украинская идея
тем самым есть идея антирусская, антимосковская. Для
этого сегмента украинского общества Европа является естественной цивилизационной средой, а Россия видится как «колониальная
сила». Именно здесь берут начало истоки украинского национализма, влияющего в
той или иной степени на все украинское общество.
Как бы мы ни
относились к этому, необходимо принять эмпирический факт: в составе современной
Украины есть существенный «западенский» компонент,
который устойчиво и упорно относит Украину к европейской цивилизации и
рассматривает любое сближение с Востоком как «новое закабаление Украины под
пятой москалей». Это устойчивая тенденция, а не результат поверхностной
пропаганды. В этом случае мы имеем дело с отказом от признания общей цивилизационной идентичности с Россией, а
следовательно, очень серьезное возражение против любых интеграционных инициатив.
При наличии этого полюса Украина не может полноценно войти в интеграционный
процесс, а значит, перспектива создания Евразийского союза откладывается.
Значение
Украины
Но для того
чтобы Евразийский союз стал по-настоящему могущественным мировым полюсом
многополярной полицентричной архитектуры, Украина
обязательно должна быть внутри него. Это прекрасно понимают геополитики, в том
числе и американские, однозначно выступающие против усиления роли России и
Евразии в целом в мире. Так, Збигнев Бжезинский предупреждает в своих статьях и
книгах о необходимости любыми способами поссорить Украину с Россией, чтобы
лишить этот потенциальный блок даже теоретической возможности стать в будущем
серьезной самостоятельной силой, способной ограничить интересы США в этой зоне
мира и проводить свою независимую от американцев политику. Если Украина войдет
в состав евразийского блока, от этого выигрывает Суша. Если ее удастся оторвать
и поставить под контроль атлантизма, Запад
приобретает важнейший козырь и получает в свои руки мощный рычаг сдерживания
потенциального геополитического возрождения России.
Поэтому Москва
не может просто так вычеркнуть Украину из интеграционного проекта и весь
процесс построения Евразийского союза? Чтобы стать успешным, должен
так или иначе решить украинскую проблему.
Восточная
Украина — интеграционная карта
В украинском
обществе, наряду с западенским ядром, есть и иное социокультурное поле, которое, напротив, тяготеет к России,
выступает за интеграцию, осознает близость, если не тождественность, с
великороссами и белорусами. В этом ключе работают и факторы общего
исторического прошлого, и православия как преобладающей религии, и русского
языка, и культурно-психологической близости обществ. В Восточной Украине и в
Крыму эта идентичность является преобладающей, что отражается на постоянном и
неизменном электоральном процессе, когда жители Востока и Крыма устойчиво
голосуют за тех политиков, которые обещают сближение с Россией или как минимум
налаживание с ней добрососедских отношений. Это мощный потенциал для
интеграции, которым ни в коем случае не стоит пренебрегать.
Украина сегодня
состоит из двух идентичностей, двух народов. Западенское
ядро осознает себя частью Европы. Восточные и южные области относят себя к
русско-евразийской цивилизации. Восток ничего не имеет против интеграции, Запад
противодействует ей упорно и целенаправленно. Граница между цивилизациями, в
случае Украины, не совпадает с государственными границами, но делит эту страну
на две почти равные части, проходя приблизительно по Днепру. Правобережье
тяготеет к Европе, левобережье — к России и, соответственно, к Евразийскому
союзу и иным формам интеграции (предварительным и экономическим — Таможенный
союз, Единое экономическое пространство и т. д.).
Итак, есть две
Украины, а не одна, и при этом геополитические векторы у них прямо
противоположны.
Три стратегии
интеграции Украины
Как в такой
ситуации двигаться к созданию Евразийского союза, если эта цель является не
простым благопожеланием или предвыборной риторикой, но четко поставленной
целью, основанной на исторической и политической воле и готовности
задействовать в этом процессе серьезные ресурсы?
Исходя из
позиции реализма в международных отношениях, можно называть вещи своими именами
и набросать ряд сценариев, не особенно сообразуясь с правилами и нормами
дипломатической корректности.
Первый сценарий: раздел Украины. Украина
как государство в нынешних границах является чем-то совершенно новым, не имеет
устоявшейся исторической традиции, и разрывающие ее политические противоречия
отражают ее искусственный характер. Создать общую национальную идею, способную
сплотить нацию на основании двух взаимоисключающих социологических и цивилизационных установок чрезвычайно трудно, если вообще
возможно. С этим связана переменчивость украинской политики, ее гротескный и
почти балаганный характер. Инициаторами выработки национальной идеи выступают западенцы, но ее формулировки упорно отвергаются обществами
востока и юга Украины. Поэтому никакой идеи и не удается сформулировать. И,
скорее всего, не удастся. Поэтому можно прогнозировать распад этой страны на
две зоны — западную и юго-восточную. В этом случае юго-восточная зона
естественным образом интегрируется в Евразийский союз и проблема решается.
Есть ли
предпосылки для такого поворота событий? Безусловно, есть, и в последние годы
Украина неоднократно стояла на грани гражданского конфликта, особенно после
«оранжевой революции».
Есть ли у
России рычаги, чтобы способствовать такому повороту дел? Есть, а при
необходимости они могут быть созданы дополнительно. Если относиться к
евразийской интеграции с полной ответственностью, то такого сценария исключать
нельзя.
Второй сценарий: сложная игра с
прагматичным руководством Украины с целью убедить его принять интеграционный
проект под давлением обстоятельств или с учетом серьезных и ощутимых
политических, экономических и энергетических выгод. Этот сценарий мог бы быть
бескровным, но степень его вероятности увеличилась бы в том случае, если бы
Украина столкнулась с очень серьезными социально-экономическими трудностями.
Экономический кризис и нарастающий хаос в европейской и мировой экономиках
создают для этого благоприятные условия. Если дождаться подходящего момента, по
возможности стараясь не облегчить, но усугубить трудности, Киев может оказаться
в такой ситуации, когда никакого другого выхода, кроме евразийской интеграции,
у него просто не останется.
Чтобы
реализовать этот сценарий, следует привести в состояние повышенной готовности
дипломатические службы, включить детальный мониторинг и геополитический анализ
событий, так или иначе затрагивающих Украину в глобальном или региональном
масштабе. Запустить проект плотной работы с украинскими
элитами, развернуть сетевые процессы на территории Украины, аналогичные
западным, но с обратным геополитическим знаком — в сторону интеграции и
сближения с Россией. Фактор энергетического, экономического и правового
давления в этом будет играть, безусловно, существенную роль, но нельзя забывать
и о других многофакторных возможностях оказывать влияние — в том числе через
социальные, научные, культурные, информационные и иные проекты. Это должна быть
настоящая битва за Украину, вовлекающая со стороны России наиболее одаренные и пассионарные кадры, брошенные на дело интеграции.
Нельзя
сбрасывать со счетов и значение социальных проблем, наличие которых облегчит
реализацию этих планов.
Третий сценарий (самый авангардный)
состоит в том, чтобы заняться вплотную работой с ядром украинского западенского национализма, который идеологически по
определению и законам жанра не может быть полностью солидарен с культурными
ценностями либерализма, индивидуализма, толерантности, мультикультурализма,
идеологией прав человека и другими постмодернистскими стандартами,
доминирующими в современном западном обществе. Запад в последние десятилетия
поставил национализм и любую форму коллективной идентичности фактически вне
закона. Национальные государства сливаются в единое гражданское общество. В
такой ситуации строительство «украинской нации» становится проектом, совершенно
несовместимым с западно-либеральной системой ценностей. По прагматическим и
антироссийским мотивам западные сети влияния поддерживают украинский
национализм, но по сути он будет поставлен вне закона
(как и все иные формы национализма), как только состоится слияние с западным
обществом.
Украинский
национализм, как мы видели, является главным препятствием для реализации
евразийского интеграционного проекта. Но можно попробовать превратить яд в
лекарство, а врага — в друга. Евразийский союз должен мыслиться как модель,
сохраняющая традиции и культурные особенности обществ, этносов и органических
коллективов. Следовательно, украинство как
идентичность может сохраниться только в его составе, тогда как в либеральном
индивидуалистическом европейском обществе коллективная идентичность быстро
подвергнется эрозии, а затем будет криминализирована. Именно с этим
сталкиваются национальные движения в странах Восточной Европы, все чаще
осознающие, что, выйдя из-под советского контроля, они оказались в столь же
зависимой ситуации, только теперь от новых идеологических хозяев, либералов,
которые, однако, также подавляют национализм, как ранее советские
идеологические инстанции.
Украина как
вызов следующему сроку президентства Путина
Среди этих трех
стратегий можно выбрать какую-то одну или вести параллельно сразу две, а при
определенном искусстве владения инструментарием внешней политики можно было бы
по американскому образцу пытаться продвинуться одновременно во всех
направлениях сразу. Если к этому будет приложено достаточно воли, ума и
упорства, вполне можно рассчитывать на успех.
Занимаясь
украинской проблемой многие годы, я четко зафиксировал одно обстоятельство:
Москва до сего времени не сделала решительного выбора в пользу интеграции, не
приложила усилий в этом направлении, не выработала никаких эффективных
структур, призванных действовать активно и последовательно. Вся политика была
колеблющейся; от жесткого давления (как будто речь шла о простом экономическом
конкуренте) переходила к неоправданным и ничем не обусловленным уступкам; при
этом коррупционные схемы осваивания бюджета разнообразными проходимцами-политтехнологами
окончательно убивали всякую надежду на логичность, последовательность и
эффективность. Вентиль и личные договоренности первых лиц были главным и
единственным аргументом. Неудивительно в такой ситуации, что на сегодняшний
день никаких основательных и выдающихся успехов в этом направлении не сделано.
И это еще мягко сказано.
Если слова
Путина о Евразийском союзе имеют под собой реальное содержание, то ситуация
просто обязана измениться. Здесь все довольно просто: либо Россия занимается интеграцией
по-настоящему, либо имитирует процесс. Во втором случае все будет обстоять
ровно так, как обстоит сейчас. Если же решение принято, то все в сфере
российско-украинских отношений должно измениться. Причем в самое ближайшее
время.
Евразийскую
интеграцию можно либо делать, либо не делать. Все промежуточные, ускользающие и
содержащие в себе внутреннее противоречие сценарии, по сути, парализующие
активность в любых направлениях, себя исчерпали. Для Путина как будущего
президента нужна внятная и последовательная стратегия; лимит инерциальной
благодарности населения за спасенную им страну от развала и краха в начале
2000-х годов практически исчерпан. Путину необходимо нечто новое, нацеленное в
будущее, понятное большинству населения, реализуемое последовательно,
решительно, результативно. Евразийская интеграция — достойная цель и серьезный
исторический вызов. Справится с этим Путин — он по-настоящему укрепит свою
легитимность, создаст ее заново. Не справится — продолжит эксплуатировать
старые заслуги и создаст себе, стране и нам с вами очень
много проблем.
Путин
возвращается в Кремль как евразиец. И если его первое появление во главе
государства зависело от того, сможет ли он остановить распад России и
предотвратить повторение судьбы СССР, то для второго явления пробным камнем
логически станет успех интеграции постсоветского пространства. Если он с этим
справится, войдет в историю России как великий правитель.
Народ помнит
только великие дела. И только мощь и сила обеспечивают правителю славу,
свободу, безопасность и уважение всех, даже врагов.
Ї:
дискусія