www.ji-magazine.lviv.ua
Владимир Шуваев, президент Центра социальных и политических коммуникаций
Политика и пустота. О социальном изоляционизме власти и оппозиции
Прошло больше двух недель с того момента, как в ночь на 30-е ноября был
разогнан мирный пикет на Майдане Независимости. Прошло более 16-ти суток с тех
пор, как страна вошла в острую фазу политического кризиса, наличие которого
признали и власть, и оппозиция, и международное сообщество. Сотни тысяч граждан
вышли на улицы. Уровень доверия к государственным институтам (а значит и
легитимность власти) упал до беспрецедентно низкого уровня.
Сложилось хрупкое равновесие. Пока ни у
протестующих, репрезентантами которых выступают лидеры
оппозиционных партий, ни у действующей власти не хватает сил, чтобы сломить
ситуацию в свою пользу. В этом контексте не удивительно, что и та, и другая
сторона активно апеллируют к зарубежным центрам влияния и носителям ресурсов
(институциональных, политических, финансовых, медийных
и т.д.), что делает Украину все менее субъектной в
глобальном плане.
Возникают вопросы:
- действительно ли настолько исчерпаны
«внутренние резервы» общественной поддержки обеих сторон?
- предприняла ли за это время
действующая власть реальные политические действия для того, чтобы расширить
свою социальную базу и обеспечить более широкую общественную поддержку
собственного курса?
- сделала ли оппозиция все возможное для
того, чтобы задать действительно политическую повестку дня и ввести гражданский
протест в программный контекст общественной
модернизации, расширяя тем самым социальную базу Евромайдана?
На все три вопроса ответ один – нет!
Власть.
Действующей власти не удалось сходу
решить проблему силовым способом. Более того, репрессивные инструменты,
которые, казалось бы, безотказно работали последние годы, не только не погасили
ситуацию, но и спровоцировали качественный скачок протестных настроений (что,
впрочем, абсолютно не означает, что власть отказалась от использования силовых
инструментов в дальнейшем). Привычные действия в вертикально-административной
плоскости, которые почти для любой партии власти на постсоветском пространстве
являются практически инстинктивными, также оказались малоэффективными.
Мобилизация бюджетников и работников контролируемых предприятий для публичной
демонстрации лояльности в постоянном режиме оказалась труднореализуемой.
Власть оказалась в положении, когда ей
необходимо не только противопоставить уличному протесту сравнимый уровень
собственной публичной поддержки, но и реально опереться на достаточно широкую
социальную платформу для того, чтобы не скатиться к ситуации «внутренней
изоляции» и при необходимости, хотя бы внешне, легитимировать применение силы.
К удивлению многих представителей правящих элит выяснилось, что такие категории
как «легитимность власти» и «уровень общественной поддержки» — это не только
отвлеченные политологические понятия, но и, при определенных обстоятельствах,
необходимые условия сохранения власти и политического выживания.
В условиях, когда административные
механизмы не дают ожидаемой отдачи, у партии власти остается лишь один
инструмент, применение которого позволяет рассчитывать на реальный рост
активной поддержки – это реальная политическая работа. Она понимаема не как
совокупность манипулятивных технологий, а как
действия, направленные на выстраивание более продуктивного баланса общественных
интересов.
Как ни банально звучит, но потенциально
наиболее эффективным политическим решением для правящих элит, направленным на
расширение их социальной базы – это начать делиться. И речь не о «наличке», идущей на организацию альтернативных майдану
митингов, и не о разовых «впрысках» в бюджетную сферу. Речь идет о пересмотре
некоторых параметров «правил игры», которые сложились в стране, в том числе,
пунктов о разделе прибыли и убытков, связанных с использованием национального
богатства. Схема, по которой приватизируются прибыли и национализируются
убытки, себя исчерпала в Украине и экономически, и социально.
На практике подобный пересмотр может
выражаться, в частности, в снижении фактической монополизации рынка, гарантиях
прав собственности, сокращении «паразитирующих» звеньев в
административно-государственном управлении, создании приемлемой
институциональной среды для мелкого и среднего бизнеса. Последнее особенно
важно в условиях экономического кризиса. Когда государство оказалось
неспособным выполнять свои социальные обязательства в полной мере, людям
необходимо дать возможность зарабатывать самим.
Понятно, что ожидать от нынешней
правящей элиты «либеральной реформации» не стоит по многим причинам. Однако
реальных альтернатив (не связанных с риском нарастающей гражданской конфронтации)
политическому решению о пересмотре системы социально-экономических балансов в
обществе для власти не так и много.
Безусловно, партия власти продолжает
испытывать сильное искушение (и это отчетливо прослеживается в ее текущих
действиях) воспользоваться нынешней условной паузой, накопить ресурсы и
все-таки попытаться решить вопрос уличных протестов силовыми методами. Однако
необходимо учитывать, что, во-первых, силой можно снять на время только внешние
проявления, но никак не причины воспалительных процессов в обществе; и,
во-вторых, эскалация конфликта может спровоцировать гражданскую войну, в
которой победителей не будет по определению.
Оппозиция
Когда оппозиция делала заявку на
лидерство в протестном движении (или, как минимум, на публичную репрезентацию Евромайдана), носившем на тот момент преимущественно
непартийный характер, она апеллировала к тому, что протест имеет шанс на
результат только в том случае, если он будет ставить и добиваться выполнения
политических требований. Заявка, де-факто, была удовлетворена – лидеры
оппозиционных партий превратились во фронтменов Евромайдана, а партийные знамена наряду с национальным
флагом и символикой ЕС реют над манифестантами. Однако оказалось, что этого
совершенно недостаточно для того, чтобы задать полноценный политический формат
протестному движению.
Да, призыв отправить в отставку
правительство Н. Азарова (есть еще требование отставки действующего
Президента, но ввиду его малореалистичности на данном этапе, оно носит скорее
фоновый «ритуальный» характер) имеет политическую природу. Но, во-первых, для
того, чтобы сформулировать этот лозунг совсем не обязательно привлекать
профессиональных политиков – он обусловлен самой логикой событий, заданной
насилием над безоружными людьми, и был актуализирован на гражданском уровне.
Во-вторых, политический процесс в обязательном порядке предполагает не только
вопрос ответственности (негативная программа), но и вопрос содержательной
альтернативы (позитивная программа). Именно со вторым пунктом, уже традиционно
для нашей страны, возникли основные трудности.
Оппозиционные партии фактически
продолжают эксплуатировать уже оформившиеся требования Евромайдана,
которые адекватны и достойны для гражданского протеста, но абсолютно
недостаточны для политического. Происходит своего рода «огораживание»
существующих программно-политических границ Майдана, они перестали расширяться,
что чревато стагнацией протеста. В результате имеет место «пробуксовка» — люди,
которых мог мобилизировать на активный протест сам
факт насилия или угроза европейскому курсу, уже на улице, а качественно
увеличить их количество в рамках существующей «повестки дня» не получится.
То есть, объективно ключевой задачей для
оппозиции на данном этапе является расширение социальной базы Евромайдана (которая впоследствии потенциально может быть
конвертирована в электоральную базу оппозиционных партий и их лидеров на
выборах всех уровней). Для этого (памятуя, что над большинством граждан довлеет
травматический опыт, связанный с тем, что от смены политиков у власти жизнь в
стране меняется мало) оппозиции необходимы не просто общие лозунги и узнаваемые
лидеры, а полноценные программно-политические инструменты.
В данном контексте вызывает удивление
отсутствие (хотя бы в общепараметральном виде)
конкретных программ и соответствующих законопроектов, адресованных различным
социальным группам, как тем, чье ядро уже поддержало Евромайдан,
так и тем, кто потенциально может пополнить число его сторонников. Такой подход
предполагает диалог с десятками и сотнями субъектов, которые представляют
миллионы людей. Это чрезвычайно объемная и сложная, но очень перспективная
работа (которую, к слову, политические партии, если они действительно партии, а
не симулякры, должны вести постоянно, а не только в «революционной ситуации»).
Есть и более широкий аспект: требования
об отставке и досрочных выборах публично озвучены. Это предполагает, что
оппозиция уверена в победе и готова взять власть в свои руки. Возникает вопрос:
а какую политику она будет проводить? Как и за счет чего нынешняя оппозиция и,
возможно, завтрашняя власть планирует: вырваться из «бюджетного провала»;
стимулировать мелкий и средний бизнес; обеспечить зарплаты и социальные
выплаты; демпфировать последствия интеграции в европейский рынок предприятиям,
ориентированным на страны ТС; добиться аполитичности и преемственности
государственной службы и т.д.? Что ожидает армию и органы правопорядка, что
делать с судебной системой и политической реформой?
Ответы (причем более-менее конкретные и
ориентированные не на «светлую перспективу», а применимые «здесь и сейчас») на
эти и другие не менее важные вопросы люди хотят получить уже сегодня, а не
после выборов. Без этого вряд ли стоит ожидать качественного расширение
социальной базы оппозиции. Ведь известный принцип театрального монтера
Мечникова из романа «Двенадцать стульев»: «утром – деньги, вечером – стулья»,
становится все более востребованным со стороны граждан в отношениях с
политическими элитами.
***
Что сегодня объединяет и власть, и
оппозицию, так это программно-концептуальная «пустота». Власть ведет
внешнеполитические переговоры на высшем уровне, не ставя общество в известность
об их предмете, и обещает «светлое будущее», которое неизвестно когда наступит,
и неизвестно в чем будет заключаться. Оппозиция обещает тотальную перезагрузку
власти, не объясняя, что под этим подразумевает. А граждане опять оказываются в
роли «знатоков», которым необходимо ответь на вопрос: что находится в черном
ящике? А во втором? Только в отличие от шоу «Что? Где? Когда?» цена возможной
ошибки будет гораздо больше.
|